14:07 В гостях у старого дуба | |
| Остров, который образовала река Кубань, отделившая от себя огромную петлю, когда-то принадлежал внуку войскового судьи полковнику К. М. Головатому. 15 октября 1869 года он обратился с прошением в Пашковское станичное правление, в котором писал о том, что он числится жителем станицы Мсдведовской, а жительство имеет на отведенном ему участке рядом с юртовой землей станицы Пашковской. И почтенный обер-офицер, обращаясь к станичному обществу, заключал официальное письмо следующими примечательными словами: "Прошу покорно станичное правление предложить общественному сбору составить мнение, согласно ли оно принять меня в число своих граждан...”. Неизвестно, дождался ли проситель желанного решении пашковцев. В конце 1870 года он умирает, и его земля переходит в наследство его вдове Марфе Головатой, которая жила в Екатеринодаре "в незначительном домике”, как значится в документе, оставшись "решительно без всяких средств к содержанию себя” и с 11-летним сыном Сергеем, учитывая ее бедность, начальство выдаст вдове единовременное пособие в сумме 300 рублей. Но эта помощь, разумеется, не могла поправить пошатнувшееся благосостояние вдовы. В дальнейшем хозяйством на острове занимался ее управляющий А. К. Райкевич, он-то, как говорили старожилы, и разорил вконец Марфу Головатую: прибрал землю к своим рукам – 350 десятин с лесом, садами и тучным черноземом, а затем продал ценные угодья купцу А. И. Роккелю, сорвав с него 165 тысяч наличными. Но, как позже оказалось, продешевил, так как цены на землю быстро росли. И в 1910 году бывший "Кут Головатого” оценивался на сумму свыше полумиллиона рублей. Новый хозяин немало потрудился, прежде чем запущенная болотистая земля, где прежний владелец Райкевич бил дупелей, преобразилась и стала образцовым садовым питомником, в котором росли деревья всех стран света. Там, по рассказам, водилось много разнообразных животных и птиц: свою любовную песнь громко трубил лось, вызывая соперника на бой пронзительно и скорбно кричали красавцы павлины, сладко ворковали в укромных, глухих зарослях дубняка дикие голуби. Роккель, ловкий садовод-предприни-матель, не только ради эстетического удовольствия разводил деревья: он выращивал саженцы "ценные и урожайные сорта яблонь, груш, черешен”, как он афишировал их в прейскурантах и газетах, цветочную и огородную рассаду, собирал семена. Чтобы свой остров сделать доступным для публики, он соединил его с материком тремя деревянными мостами, распахал тучный чернозем, завел первоклассное хозяйство. Этот большой остров был окружен отстоявшейся, прозрачной водой. И только весенние бурные разливы, замутненные ворвавшейся с юга текучей Кубанью, валили старые прибрежные вербы, несли коряги, пену, рвали берега и обновляли Старую Кубань своей живительной водой с гор. После половодья в Старой Кубани было много рыбы. За речным протоком, через который были переброшены дубовые бревна, плотно подогнанные друг к другу и образовавшие мост, находились огороды болгарина Караколи. Он арендовал землю у Екатеринодарского самоуправления, у него работало много женщин-полольщип, которые увесистыми тяпками срезали сорняки и рыхлили чернозем вокруг заботливо ухоженных ростков перца и помидоров. Рабочий день у сезонников был световой, от зари до зари с небольшим обеденным перерывом. На земле стелили брезент, наливали в эмалированный хозяйский таз приварок – суп-кондер и раздавали большие деревянные ложки. Бабы доставали свой хлеб, сало, сушеную таранку, усаживались в кружок и молча ели. А после обеда – песня: протяжная, звонкая, задушевная. Сам арендатор, рассказывают, стоял невдалеке под навесом, опершись на палку, и слушал ее. Ой да ты, калинушка-размалинушка.Ой да ты не стой, не стой,Ой да на горе крутой ...Такова предыстория парка "40 лет Октября”, который широко и привольно раскинулся ныне на территории острова. В теплые воскресные дни сюда со всех сторон стекаются тысячи горожан, чтобы на пригретом солнцем апрельском воздухе насладиться расцветом весны, поглядеть, как из темниц земных рвутся ростки, бушуют молодые травы, распускаются цветы на деревьях и трепещут в солнечном луче только что развернувшиеся, совсем еще младенческие листочки, играя переливами зеленых и розовых красок... Высокий берег древнего русла Кубани был живописен и дик. Продравшись сквозь сплошную стенку колючего кустарника, цепляющегося за рукава тужурки, бьющего ветками по щекам, вы выходили на краешек глинистого обрыва. Внизу чешуйчато сверкало, горело в солнечном свете ровное лоно вод, чистых, дремлющих в затишье летних погожих дней; круглился пологий бережок зеленого острова, а за ним – за старинными дубами, за ериками, за юным сосновым леском, за огородами — за всем этим угадывалась вдали, сиреневой поутру и к вечеру и дымно-голубой днем, текучая, но самые берег, переполненная водой, лихая река Кубань, в незапамятные времен; отпочковавшая от себя широкий живописный рукав. Живя до войны в станице Пашковской, я, совсем еще маленький, бегал на Карасун смотреть, как ловят рыбу и купаются мальчишки постарше меня. И однажды, перебежал через дамбу и прыгая по трамвайным шпалам, пахуче просмоленным креозотом, а потом по дорожке, протоптанной пешеходами и телятами у дощатых длинных заборов, выбрался на открытый вольный простор и впервые увидел голубую Старую Кубань. Увидел плоскодонки у причальных мостков и вековые клены, купающие свои макушки в чистой синеве, четырехэтажную деревянную вышку, с которой прыгали пловцы, много-много народа. Был июль, было воскресенье. Отдыхающие сидели компаниями – кто на траве, кто на разогретом песке; живая легкая беседа звучала вокруг, пели патефоны "Белую ночь” и "Прощай, мой табор”. По воде плыли лодки, сколько сверкало в воздухе алмазных брызг, сколько улыбок, возгласов, шуток! Я замирал от счастья, неожиданно приобщенный к этому доброму бесконечному дню, к этому празднику, сверкающему и смехом, и речной зыбью, и песнями, и ласточками в небе... Стоял у сбитого из бревен и досок парома, ходившего к острову на обтрепанном толстом пеньковом канате, втайне мечтая когда-нибудь пробраться туда. Смотрел, как въезжала на паром подвода, груженная чувалами с мукой и отрубями. запряженная двумя булаными утомленными лошадками, и завидовал всем едущим на тот загадочный, утонувший в густой прохладной зелени остров. И не думалось, что он станет когда-то огромным, красивым парком... И пусть давно протекли мои детские годы, протекли, как течет быстрая, светлая река, но праздник, подсмотренный и подслушанный мной, до сей поры живет, и кипит, и блещет весельем в моей памяти. Не знаю, помнят ли меня зеленые, узкие дорожки, по которым и бегал? Наверно, нет. Мало ли там пробегало других босоногих юнцов... И вот теперь я иду по круговой асфальтированной дорожке, которая обрамлена изумрудными мокрыми травами. В светлой водной поверхности отражены ветки одичалых слив и зеленеющие листвой пирамидальные тополя, вознесенные в небесную синеву, разорванные белые облака, гуляющие люди под легкими зонтиками, мальчишки с удочками, сидящие на корягах и зорко следящие за поплавками – не клюнет ли? Но самые рыбные места это заросшие ивой и шиповником ерики речные протоки, где-нибудь под кручей, под лохматым кустом боярышника... В парке нет старинных деревьев: пронесшийся ураган войн срезал их под корень. Только стоит одинокий долгожитель этих мест могучий дуб у самой воды, у деревянного моста-перехода, ведущего на другой остров, где теперь по осени обычно синеют в туманном утре упругие кочаны сахарной капусты... Сколько всего на свете перевидел этот дуб! И радостного. И трагического. О многом он мог бы поведать... Ты пережил, могучий, все на счете!Перед живой громадиной твоейВдруг оробел, остановился ветерИ дождь затих средь гущины ветвей.Тебя удары молний поражали.Топор крушил твой узловатый ствол.Твоя кора, как темные скрижали,Хранит Земли и Неба произвол.Тебе листвою шелестеть года –Глядеть-глядеть в степную ширь и свежесть.А я сбегу, как летняя вода, В твоем раздолье вековом понежась. ... Я люблю этот остров с его озорными качелями, аттракционами, высоким "Колесом обозрения”, библиотекой, шахматными столиками, с его густым душистым хвойным леском, с тенистыми зелеными ериками, где скользят лодки и волнуют слух гитарные струны, раздаются звонкие, молодые голоса... | |
| Просмотров: 313 | |